К 28-й годовщине геноцида армян в Баку: «Армянское кладбище было полностью разрушено, камень с могилы бабушки снят»

«Потрясает дикость Азербайджана. Мысли только об этом», написал 18 января 1990 года в своем дневнике русский поэт Давид Самойлов. 28 лет прошло с тех пор, как в Баку целую неделю продолжались масштабные погромы, поставившие точку в долгой и славной истории бакинского армянства. Однако слова Самойлова не перестают быть актуальными. И не только потому, что все эти годы в Азербайджане не перестают цинично и целенаправленно искажать правду о «черном январе» 1990 года. Но еще и по той причине, что воинствующая армянофобия продолжает оставаться публичной государственной политикой Азербайджана, и уже в условиях отсутствия армян на территории этой страны находит иные, не менее варварские преступные проявления.

В Баку действительно не жалеют усилий для того, чтобы предать забвению истину о жесточайших погромах армян, начавшихся в этом городе сразу после «сумгаита» и продолжавшихся вплоть до своей кульминации в январе 1990-го. Однако все эти жалкие попытки неизменно обречены на провал, ибо существуют многочисленные факты, свидетельства, фотографии и видеоматериалы, подтверждающие непреложную истину: 13-19 января в столице Азербайджана был совершен геноцид, в результате которого погибли сотни, были искалечены тысячи и депортированы десятки тысяч бакинских армян. А главное – живы многочисленные очевидцы, для которых «баку» остается кровоточащей раной, незабываемой и непреходящей болью.

В июле 2017 года в рамках проекта «Обыкновенный геноцид» вышел в свет второй том сборника «Бакинская трагедия в свидетельствах очевидцев». В нем представлены воспоминания-интервью беженцев из Баку, ныне проживающих в США. Ранее публиковались главы из первого тома сборника.

Продолжаем публикацию ряда свидетельств из второго тома, предоставленных редакции руководителем проекта «Обыкновенный геноцид» Мариной Григорян. Подчеркнем, что в сборнике нашли место воспоминания не только армян, но и русских и евреев.

Полностью книга доступна здесь

Алла Белубекян

Родилась я в Баку. Мои бабушка с дедушкой родом из Карабаха и бежали оттуда, спасаясь от Геноцида, в 1918 году. А предки со стороны отца бежали из Турции, если не ошибаюсь, они были из Измира. Попали вначале в Тифлис, потом в поисках работы переехали в Баку, как и многие другие армяне. Мама с папой родились уже там. Так получилось, что ни одно поколение нашей семьи не было и рождено, и похоронено в Баку. Всем по каким-то причинам приходилось откуда-то убегать или уезжать.

Все началось в 1988 году. Я хорошо помню этот день, потому что 2 марта, сразу после сумгаитских событий, состоялась моя свадьба. К сожалению, большого праздника не получилось – все были ужасно напуганы, ведь такое случилось впервые в Советском Союзе. Никто из наших друзей-армян не пришел на свадьбу, все прошло очень тихо, без музыки. Мы с сестрой росли в семье инженеров, до последней минуты не верили, что подобное может произойти в нашей цивилизованной интернациональной республике, поэтому до конца и оставались в Баку. Папа долго пытался найти работу где-нибудь в России или в Армении, но приглашение пришло ему слишком поздно – в январе 1990 года, когда выехать было уже практически невозможно. Спаслись мы только благодаря тому, что подделали паспорта, точнее, изменили в них национальность. Я стала таткой, то есть горской еврейкой, мама – осетинкой, папа – русским. Только так нам удавалось передвигаться по городу, а потом и спастись.

Все это время мы, естественно, жили в страхе. Держали паспорта наготове, чтобы в случае каких-то проблем сразу предъявить. Находились в постоянном напряжении, без конца перезванивались со знакомыми и друзьями, обменивались новостями – кто уехал, кто нашел работу или жилье в другом месте. Пытались продать квартиру, чтобы уехать из Баку, но даже в этом случае было очень сложно где-то обосноваться из-за отсутствия работы, прописки и так далее.

До января Бог миловал, я лично ничего не видела и не замечала, кроме того, что соседи-азербайджанцы перестали здороваться с нами, многие друзья перестали звонить, а люди, которых мы считали близкими, вдруг отказались общаться. Нам все было понятно, просто до последнего мы сидели и чего-то ждали. Были постоянные угрозы. Например, маме на работе все время угрожали, пытались сместить с должности, хотя она проработала в Институте нефти и химии 35 лет. Наступил январь 1990-го. Я не работала, потому что у меня был маленький ребенок, а из института ушла по разным причинам, включая, естественно, и обстановку в Баку. Естественно, мы слышали разные истории от знакомых, страшные, ужасные истории о том, что делали с армянами, в том числе больными и немощными.

Могу рассказать случай, происшедший с моими родителями 14, не то 15 января. Я в это время была в доме моей свекрови, она русская. Мама с папой находились в нашей квартире. Позвонили в дверь. Отец посмотрел в глазок и увидел, что за дверью стоит огромная толпа. Жили мы на третьем этаже, но тогда во многих хрущевских домах балконы были расположены очень близко друг к друг и у нас был уже подготовлен выход к соседям-азербайджанцам. Мама успела перейти через этот так называемый “мостик” на соседский балкон. Отец принял всю эту толпу на себя. Он показал им паспорт, они заявили, что он армянин. Отец попытался их успокоить, сказал, что жена у него действительно армянка, но она с детьми давно уехала, он здесь один, вещи уже собраны… Каким-то чудом все это сработало. Помог, конечно, паспорт с указанием в графе национальности “русский” плюс у него уже было приглашение на работу директором совместного советско-итальянского предприятия в России, он и этот документ предъявил им. Словом, они ушли.

Ночью приехали родственники маминой очень близкой подруги- азербайджанки и вывезли ее к себе. Мама пробыла у них пять дней. Мы никак не могли выехать в течение этих страшных двух недель, потому что все выезды были заблокированы. Это было бы просто самоубийством. Я очень хорошо помню 20 января – ночь, когда в город входили советские войска. Слышна была перестрелка, мы видели трассирующие пули в небе, но в эту ночь я наконец-то смогла заснуть. Напряжение спало, потому что в городе появились войска, впрочем, что им мешало войти раньше, если до этого примерно года полтора у нас в городе был комендантский час?

Нашу семью спас папин двоюродный брат, который занимал тогда ответственный пост в Москве, и нас вывезли вместе с семьями русских военных, под их прикрытием. Мы выехали поездом, это было 30 января и паромов уже не было. И, конечно, это было страшно. На вокзале обстановка была совершенно жуткая. Ходили группы так называемого Народного фронта, которые без конца проверяли документы. Опять-таки нам повезло, и я считаю, что мы остались живы только потому, что рядом были русские мужчины с оружием. С того момента, как мы садились в поезд и до пересечения границы с Дагестаном, царило страшное напряжение. Я никогда этого не забуду…. И какое же наступило облегчение, когда мы оказались на территории России!

Нашим родным – дяде, дедушке, кузену – совершенно случайно удалось уехать на пароме. Целую неделю мы не знали, где они, не было связи ни с Баку, ни с Ереваном. Мы были совершенно оторваны друг от друга и только в феврале начали каким-то образом соединять родственные нити и находить друг друга.
У нас была тетя, которой во время Геноцида в Турции было 16 лет. Их тоже вывозили на пароме в 1915 году под то ли французским, то ли швейцарским флагом. И она часто нам рассказывала, как они спаслись и как оттуда вывозили детей. Такая же судьба постигла и нас...

Обстоятельства сложились так, что мне пришлось поехать в Баку еще раз – в 1992 году. У меня все еще оставался паспорт, где было указано, что я еврейка. Сын заболел, а у нас там был очень хороший знакомый врач. Нам назначили время, и мы решили показать ребенка врачу, которому очень доверяли. Я поехала… и поняла, что это в последний раз, что ноги моей там больше не будет.

Мама попросила, чтобы я при возможности в последний раз сходила на кладбище и положила цветы на могилы родных. А у нас был огромный участок, где было около 10–12 могил. И когда я попала на армянское кладбище, это было просто… Я не могу говорить об этом… Я никогда этого не забуду. Оно было абсолютно все разрушено, огромный черный гранитный камень на могиле бабушки был снят и готов к вывозу. Это было последней каплей, конечно. Я поняла, что обратного пути не будет. Я вырвала этот город из своего сердца. Там остались только воспоминания детства, но это не воспоминания о том городе, где я выросла. Того Баку уже нет, это совершенно другой город.

У нас был знакомый архитектор, он сейчас живет в Нью-Йорке. По национальности еврей. Лет пять-шесть назад он был с визитом в Баку, его возили по достопримечательностям. По дороге какой-то историк ему рассказывал о том, как строился город. И когда наш знакомый назвал имена Манташева и других известных бакинских меценатов, ему ответили, что у них никогда таких не было…

Я стараюсь своих детей воспитывать армянами. Мы живем в Бостоне в очень тесном армянском кругу. Дочка моя родилась здесь, в Америке, она не говорит по-армянски, но умеет читать и писать, посещает группу армянского языка каждое воскресенье, поет армянские песни. Я сама не владею армянским, но научилась читать и писать вместе с ней. В Баку мои родители, бабушка с дедушкой общались на карабахском диалекте, но наше поколение, к сожалению, уже не говорило на родном языке.

Я видела костры и помню эти бакинские костры. Я помню радость и национальное торжество в Азербайджане после землетрясения в Армении. Никогда не забуду, как они отмечали трагедию нашего народа, словно это был праздник, как пели и танцевали вокруг костров, радуясь страшным событиям в Армении. Своим детям не прививаю ненависти, но хочу, чтобы они были настороже, чтобы знали, что может произойти в этой жизни. И я хочу, чтобы обо всем произошедшем с нами знал мир, чтобы мы получили какую-то моральную компенсацию. Если об этом не говорить, история будет повторяться, и повторяться до бесконечности.

Бостон, штат Массачусетс, США.

6.04.2016 г.