Две важные констатации после встречи Пашинян-Алиев в Давосе

Министр иностранных дел Армении Зограб Мнацаканян 28 января в ходе визита членов правительства в пантеон Ераблур сказал журналистам, что армянская сторона не отказывалась от венских и санкт-петербургских договоренностей, к ним прибавилась и договоренность в Душанбе, и в настоящее время на границе мирно.

Повестка Вены и Санкт-Петербурга – один из основных предметов оппонирования в адрес новых властей Армении. Новая власть не говорила об этом – этим самым дав оппонентам повод расценивать это как аннуляция венской и санкт-петербургской повестки. Глава МИД Мнацаканян в настоящее время фактически заявляет, что эта повестка не аннулирована, а к ней прибавился и Душанбе. В таком случае, конечно, остается вопрос – почему после встреч или по иным поводам армянская сторона часто не напоминает о Вене и Санкт-Петербурге?

С другой стороны, есть ли в конце концов некое обстоятельство – никто не аннулировал Вену и Санкт-Петербург, то есть, заявления об аннулировании этих повесток не делали ни Азербайджан, ни сопредседатели Минской группы ОБСЕ, ни тем более Армения. Но также очевидно, что Азербайджан отверг Вену, и весьма открытым текстом сказал – почему. Баку заявил, что механизм расследования будет означать де-факто признание статуса-кво. Баку совершенно прав – предлагаемый венской повесткой этот пункт должен был означать именно это. Следовательно, становится ясно, что Баку никогда не пойдет на принятие этого механизма, не согласится с венской повесткой. Следовательно, здесь возникает вопрос – насколько будет рационально и прагматично с армянской точки зрения настаивать на венской повестке и постоянно о ней напоминать? Получится, что армянская сторона прилагает усилия для продвижения того, что Азербайджан отвергает. А это в свою очередь в достаточной мере ограничит возможность для работы сопредседателей.

Более того, когда Азербайджан постоянно отвергает, возникает и другой вопрос – сколько еще армянская сторона должна продолжать встречи, если Баку постоянно будет отвергать? И в этом контексте вспомним допущенный Сержем Саргсяном один промах. Через некоторое время после Санкт-Петербурга он заявил, что нет смысла вести переговоры, если Баку одной рукой будет проводить встречи, а другой – стрелять. Но через несколько месяцев Серж Саргсян поехал на встречу в Женеве – в том случае, когда Баку не только не перестал стрелять, но также и заявил, что армянская сторона отказалась от этого предусловия для проведения встреч. Армения, конечно, заявила, что ни от чего не отказывалась, но, тем не менее, была такая картина – Азербайджан продолжает стрелять, никакой механизм не внедрен, но президент Армении поехал на встречу с Алиевым в Женеве. Более того, почти сразу же после встречи на границе произошел очередной инцидент и очередная жертва, хотя в Женеве Саргсян заявил, что Алиев не заинтересован в том, чтобы были жертвы.

Таким образом, очевидно, что процесс урегулирования или встреч намного более многослойный и многоплановый, нежели исключительно упоминание о Вене и Санкт-Петербурге, и здесь количество упоминаний рассматривать в качестве единицы измерения – не очень правильно. Очевидно, что и после Давоса озвучивание этого вопроса армянской стороной подсказывает о том, что Вена и Санкт-Петербург – инструменты, которые тактично, подстрочно работают в этом процессе, и эффективность их работы, пожалуй, в большей мере зависит от того, чтобы о них по возможности меньше говорить.

Другой вопрос, что с венской повесткой или без нее, опасность вероятной войны по большому счету находится в совершенно иной плоскости измерения или предупреждения, и Вена на практике является не механизмом, сдерживающим войну, как многие его рассматривают. Сдерживающие войну механизмы совершенно другие, и у нас уже были и еще будут поводы говорить об этом.

Наряду со всем этим, примечательно, что после встречи в Давосе армянская сторона на уровне премьер-министр вновь констатировала статус гаранта безопасности Армении и Арцаха номер один – статус армии, а глава МИД, используя повод, констатировал наличие венской и санкт-петербургской повестки.


Арам Аматуни